Здесь осень не такая - здесь чуть мягче,
Здесь тучи бродят в вязкой синеве.
Гуляют сквозняки, и жалко плачет
Ноябрь, застывший мухой в янтаре.
Река волнуется, тревожа пароходы -
Ей тесно, ей бы вон из берегов.
Прохожие, смирившись с непогодой,
Скрывают свою жизнь под сень зонтов.
Немного света, и листва смягчает звуки,
И пахнет детством ласковым грибным.
Здесь обнимают плечи чьи-то руки.
И их владельца ты, солгав, зовешь родным.
Он вроде и не плох, но он, как осень -
И в золоте всё, в красках, да не то.
Он позаботится, согреет, что-то спросит,
Он даже у дверей подаст пальто.
Но ты вздыхаешь, глядя за окошко,
Ладони зябко пряча в рукава,
Сейчас бы к маме на блины и рядом кошку,
Но далеко... и кошка умерла.
Лишь две слезинки - реквием о прошлом,
Несбывшемся теперь наверняка.
Здесь осень мягче, но и здесь всё так же тошно,
Когда не в Той руке твоя рука.
Здесь тучи бродят в вязкой синеве.
Гуляют сквозняки, и жалко плачет
Ноябрь, застывший мухой в янтаре.
Река волнуется, тревожа пароходы -
Ей тесно, ей бы вон из берегов.
Прохожие, смирившись с непогодой,
Скрывают свою жизнь под сень зонтов.
Немного света, и листва смягчает звуки,
И пахнет детством ласковым грибным.
Здесь обнимают плечи чьи-то руки.
И их владельца ты, солгав, зовешь родным.
Он вроде и не плох, но он, как осень -
И в золоте всё, в красках, да не то.
Он позаботится, согреет, что-то спросит,
Он даже у дверей подаст пальто.
Но ты вздыхаешь, глядя за окошко,
Ладони зябко пряча в рукава,
Сейчас бы к маме на блины и рядом кошку,
Но далеко... и кошка умерла.
Лишь две слезинки - реквием о прошлом,
Несбывшемся теперь наверняка.
Здесь осень мягче, но и здесь всё так же тошно,
Когда не в Той руке твоя рука.
